А. Баранов
“АКМОЛА/АСТАНА” КАК ЭЛЕМЕНТ
ПОЛИТИЧЕСКОГО НОВОЯЗА
(Особенности политического дискурса в связи с
провозглашением новой столицы Казахстана)
Провозглашение новой столицы Казахстана – города Акмолы (бывшего Целинограда) – естественно воспринимается как послание президента Назарбаева, как коммуникативный акт, важное политическое действие в публичной политике. Это особенно интересно не столько потому, что мы сталкиваемся с первым случаем переноса столицы в странах бывшего СССР в послеперестроечный период (почему бы и нет?), но потому, что в этом примере видны характернейшие черты политического языка и, соответственно, политического мышления новейшего времени. В определенной степени эти черты свойственны политической коммуникации всех стран СНГ.
Дискуссия в прессе показывает, что общественное сознание находится в состоянии полной неопределенности, психологической фрустрации в связи с объявлением новой столицы Казахстана. И это несмотря на то, что предпринимаются значительные пропагандистские усилия для объяснения предпринимаемой акции. Возникает вопрос, почему образовался такой “коммуникативный провал”? Почему новейшая инициатива президента Назарбаева а, возможно, и какой-то части политического руководства Казахстана воспринимается как деятельность “коллективного Распутина” (если пользоваться известной метафорой Хасбулатова)? Ответ на этот вопрос представляет не столько теоретический, сколько практический интерес, поскольку вряд ли кто-то решится отменить принятое решение в ближайшем будущем – тем самым проблема не исчезнет. Трудно надеяться и на то, что все “рассосется” само собой, поскольку возникший конфликт касается практически всех аспектов жизни общества: от общеполитических и экономических – до личных.
Перенос столицы – акт многозначный (и даже многозначительный). Он имеет экономические, политические, культурные и прочие основания. Исторический опыт показывает, что катаклизмы такого рода всегда связаны с противоречиями экономического и политического характера. Позволю себе несколько абстрагироваться как от экономических причин, так и от реальных политических оснований переноса столицы, которые, конечно, существенны и широко обсуждаются в прессе. Упоминаются различные политические причины – противоречия между жузами, стремление увеличить представительство этнических казахов на севере страны – в районах традиционного проживания русскоязычного населения и др., быть может, не менее важные. К экономическим причинам относят необходимость экономического развития северной части страны.
В данном случае куда интереснее попытаться реконструировать стиль и особенности политического мышления политика и, шире, политической силы, ответственной за такое – скажем прямо – не вполне тривиальное решение. Тем более, что для большинства населения Казахстана (да и не только Казахстана) причины переноса до сих пор – тайна за семью печатями:
Интересно, что, несмотря на широкую пропагандистскую кампанию, для многих причины переноса столицы все еще остаются загадкой... [“Панорама”; 26.12.97]
Человек социальный погружен в множество различных знаковых систем – от правил дорожного движения до инструкций по пользованию бытовыми приборами. Многие окружающие нас знаки невербальны, то есть не состоят из букв, звуков, слов естественного языка. Например, пожимание плечами воспринимается (=интерпретируется) как выражение сомнения, неопределенности и т.п. Слова, как мы знаем из повседневного общения, тоже часто интерпретируются не всегда верно, не так, как нам хотелось бы. Но невербальные знаки еще менее определенны и допускают самое различное понимание. Перенос столицы в Акмолу акт невербальный, но вербально интерпретируемый Назарбаевым и другими участниками политического действа. В процессе обсуждения факта переноса столицы происходит наполнение реальным содержанием этого акта публичной политики. “Акмола” обрастает многочисленными смысловыми слоями. Результат интерпретации коллективным разумом может оказаться совершенно иным, чем это предполагал автор этого нетривиального послания. В прессе так или иначе обсуждаются различные “смысловые слои” акта переноса столицы. Рассмотрим их более подробно.
Метафорический слой
Географическое положение Акмолы – севернее Алма-Аты – и протекающая поблизости река Ишим породили особый метафорический слой в акте переноса столицы: Акмола с завидной регулярностью отождествляется с Венецией, хотя и северной. Произошла даже частичная материализация метафоры – “северовенецианские” каналы появились на генеральном плане:
Согласно плану, Акмола преображалась в очередную “северную Венецию”, значительная часть которой должна была покрыться каналами и искусственными водоемами, посреди которых планировалось соорудить искусственные острова с величественными зданиями. [“Независимая газета”; 4.02.98].
Правда, дальше плана дело, слава богу, не пошло. Оказалось, что в реке Ишим слишком мало воды, а предназначенный к застройке берег по гидротехническим условиям напоминает болото, засасывающее в себя все что ни попадя:
“Северной Венеции” не получилось, да и не могло получиться, теперь об этом уже открыто говорят все авторитетные казахстанские архитекторы, отстраненные в свое время от проектирования Акмолы. [“Независимая газета”; 4.02.98]
Вторая метафорическая ипостась Акмолы – столица игрового бизнеса:
Судя по грандиозным планам дальнейшей застройки Акмолы, в ближайшее время наша страна будет не только знаменита благодаря бескрайним степям, недобытым запасам нефти и газа <...>, но и благодаря столице, которая наверняка получит звание игорной и станет центром развлечений для всего мира. Уже к июню 1998 года, на который назначена официальная презентация Акмолы, там будут построены казино, ночные клубы, дискотеки, гостиничные комплексы, бизнесцентры, “Диснейленд” <...>. [“Деловая неделя”; 20.03.98]
Игровая метафора характерна для русскоязычного политического дискурса, причем в большинстве случаев она несет отрицательные ассоциации (крапленые политические карты, политическая рулетка и т.п.). Вряд ли даже не реальный, а только прогнозируемый статус новой столицы как центра развлечений и игрового бизнеса прибавит Акмоле “столичности”.
Виртуальный характер новой столицы – еще одна характеристика восприятия нового “послания” президента Назарбаева:
Уже 10 июня состоится презентация северной столицы всему миру. В столице казахской виртуальной реальности Акмоле побывала наш корреспондент <...> [“Коммерсантъ-дейли”; 10.04.98];
Из окна номера открывается вид на казахстанский Белый дом с трубами автономной котельной. Справа от него доделывают пристройку в форме юрты к такому же зеркальному зданию парламента. А слева от администрации президента стоит двухэтажный ЦУМ. Строили его всем миром. Когда-то каждый работник каждого городского предприятия должен был отработать на стройке этого универмага. Говорят, что скоро его снесут и построят новый, более соответствующий городу-мечте. [“Коммерсантъ-дейли”; 10.04.98]
Игровое кино – тоже в какой-то степени игра. Как видно из прессы, Акмола должна стать не только центром азартных игра, но и кузницей национальных кадров кинематографии, школой новых казахских кинозвезд:
Но что больше всего поражает в сегодняшней Акмоле – так это Центральный проспект республики, бывший Целинников. Несколько месяцев назад это была вполне обычная неухоженная улица областного центра. Сегодня – просто Беверли-Хилс какой-то! Фасады домов – настоящие конфетки – отделаны аккуратной облицовочной плиткой, старые деревянные рамы заменены на суперсовременные пластмассовые, прежние неряшливо застроенные лоджии все, как одна, убраны в тонированное зеркальное стекло. Единого дизайна вывески, красочная реклама, разноцветная подсветка по вечерам, гирлянды из лампочек. [“Известия”; 10.12.97]
Интересно, что конструктивные метафоры, отражающие столичный статус Акмолы и государственную значимость произошедшего события, практически отсутствуют. Метафора дома, встретившаяся в текстах только один раз, используется в совершенно несвойственной ей функции введения отрицательных характеристик:
Сегодняшняя Акмола напоминает только что построенный и сданный советскими строителями под ключ дом. Крыши и стены есть, а остальное приложится. Ни дорожек к подъезду, ни водопровода, ни отделки еще нет, а народ уже заселяется. То же и с городом. [“Панорама”; 26.12.97]
Все сводится к элементарным параллелям Акмола – Берлин, Акмола – Петербург. В лучшем случае воспроизводится хорошо известная метафора Петербурга как окна в Европу, перенесенная на Акмолу:
Приезжайте в июне, и вы не узнаете Акмолу. А в презентации главное не красивый город с архитектурными сооружениями. Через новую столицу мы прорубаем окно в огромный мир. Будет выставка всего самого лучшего, что есть в Казахстане. [“Коммерсантъ-дейли”, 10.04.98].
Явная односторонность метафорики политического дискурса с определенностью указывает на некоторую аберрацию сознания общества по отношению к новой столице. Общество не в состоянии серьезно отнестись к предлагаемым аргументам в пользу переноса столицы – серединное положение Акмолы, развитие северных регионов Казахстана и т.д. Аргументы, не воспринимаемые и отвергаемые общественным сознанием, вытесняются, заменяясь явным метафорическим бредом.
Мифологический слой
Советская мифология была важнейшей частью общественного сознания, обеспечивая устойчивость важнейших ценностных концептов – таких, как СПРАВЕДЛИВОСТЬ и РАВЕНСТВО. К числу основных мифов советского менталитета относятся миф о ВРАГЕ, миф о СПРАВЕДЛИВОМ ГОСУДАРЕ (патернализм) и связанная с ним мифологема КОЛЛЕКТИВНОЙ ВИНЫ. Идея ВРАГА непосредственно присутствует в обосновании переноса столицы:
Алма-Ата находится в географическом тупике, что затрудняет связи с другими районами республики. Город расположен в чрезвычайной близости к китайской границе и в опасной зоне сейсмической активности. [“Сегодня”; 11.12.97]
Мифологема ВРАГА постоянно всплывает и при обсуждении процесса строительства новой столицы, причем в окружении соответствующей ритуальной советской лексики – западные спецы, секретная информация:
Нельзя забывать и о том, что некоторые данные изыскательских работ несут в себе секретную информацию, и, открывать их для “варягов” – значит в какой- то мере пожертвовать безопасностью страны. Вот использовать западных “спецов” на проектировании отдельных архитектурных комплексов – другое дело. [“Казахстанская правда”; 22.01.98]
М. Горбачев в самом начале перестройки, видимо, осознавая роль мифологемы ВРАГА в советском обществе, предпринимал значительные усилия по разрушению этой категории общественного сознания. Один из риторических приемов заключался в том, чтобы заменить конкретных врагов типа США, НАТО на более абстрактных и одновременно глобальных. К ним были отнесены мировая преступность, наркотики, экологические катастрофы и т.д. Перед лицом общего врага конфронтационный статус США и НАТО был существенно снижен. Интересно, что в случае обоснования переноса столицы Казахстана идея ВРАГА полностью реанимируется в духе советской ментальности, причем в качестве ВРАГА выступают как западные страны, так и один из ближайших соседей Казахстана – Китай.
Патерналистские тенденции характерны для менталитета всего постсоветского политического пространства, что вполне понятно, если учесть, что патернализм глубоко коренится в традиции российского общества, восходя к системе мифологем и практике жизни русской общины. Разумеется, и восточные деспотии эксплуатировали эту категорию. Акт переноса столицы был оформлен в чисто патерналистском духе как священная инициатива государя, вкладывающего ума своим неразумным поданным:
Нурсултан Назарбаев во время передачи символов вновь подчеркнул “необходимость переноса государственного центра с окраины в действительный центр страны” и отметил, что “лишь потомки смогут, видимо, сполна оценить нынешний поступок руководства республики”. [“Независимая газета”; 10.11.97];
Президент Нурсултан Назарбаев считает, что “молодежь и следующие поколения казахстанцев оценят важность и необходимость для развития Казахстана переноса столицы из Алма-Аты в Акмолу”. [“Известия”; 10.12.97]
Собственно и в последующих событиях Назарбаева предстает как государь-реформатор, который единолично принимает решения о переносе и, будучи хозяином своего слова, то одобряет генеральный план развития новой столицы, то отвергает его, при этом ответственность за принимаемые решения на СПРАВЕДЛИВОГО ГОСУДАРЯ по определению распространяться не может:
Президент отверг генеральный план застройки и развития Акмолы, со свойственной ему прямотой назвав проект бредовым. <...> Что же случилось? Почему концепция возведения на левобережье Ишима нового города с непременными обводными каналами, по сути, второй Венеции, предложенная нашим именитым народным архитектором, лауреатом Госпремии и многих международных конкурсов Калдыбаем Монтахаевым, получила столь суровую отставку? Ведь и она в свое время прошла сквозь сито конкурсного отбора [тем самым получила одобрение Назарбаева – А.Б.], о чем неоднократно писала “Казахстанская правда”. <...> ошибка в концепции генплана Акмолы стала для всех очевидна. Но, слава Богу, вовремя выявлена, исправить ее возможно. И Президент страны Н.А. Назарбаев вполне справедливо возлагает надежды на проведение еще одного конкурса. [“Казахстанская правда”; 22.01.98]
В логике тоталитарного государства гражданин всегда должен чувствовать себя виновным – это самый эффективный способ контроля государства над индивидуумом. Мифологема КОЛЛЕКТИВНОЙ ВИНЫ – прямое следствие мифа СПРАВЕДЛИВОГО ГОСУДАРЯ. Для практической поддержки этой мифологемы законодательная система строится таким образом, что в любой практической деятельности не нарушить законы невозможно. В явном виде когнитивное состояние постоянной вины хорошо знакомо водителям; дорожные знаки часто расставлены так, что не нарушить их невозможно. Отсюда стратегия “коллективного подмигивания”, доведенная до абсурда в “Маскировке” Юза Алешковского: “Пока мне ловить тебя не надо, можешь нарушать, но смотри – ты на крючке”. Похожая логика хорошо видна в нашем случае – принимаю решение о переносе столицы я, а отвечаешь за его последствия ты:
Здесь, в Акмоле, все по-другому. Здесь взрослые игры. Можно сказать, мужские. И климат соответственно не для всех. <...> Противники и сторонники проекта переноса столицы растворились. Вопрос решен. Теперь началось самое основное. Дело. Будет ли этот город красивым и удобным или нет – все зависит от людей. [“Панорама”; 6.03.98]
Мифы о ВРАГЕ и СПРАВДЕЛИВОМ ГОСУДАРЕ тянут за собой целый комплекс советизмов – от субботников до ритуализованной агитации и пропаганды, основанной на контроле и “руководстве массами”:
Что можно было бы сделать быстро и толково для привлечения столичных жителей к большой подготовительной работе? Выпустить, например, серию мини-листовок на тему предстоящего уникального мероприятия: какие цели преследует, как будет проходить, что должно быть сделано в городе, допустим, к 30 апреля, 26 мая и так далее, какая помощь нужна от горожан. В оставшийся до презентации период времени вполне разумно было бы использовать для информирования населения уже установленные рекламные щиты: “сигаретные” ковбои могут и подождать. А дней за десять до презентации установить на них праздничные тексты и изображения. В потоке такой направленной информации полезны были бы и деликатные просьбы-советы: как вести себя при таком стечении гостей, почему особый присмотр потребуется за детьми и подростками. [“Казахстанская правда”; 25.04.1998]
Участники политического акта переноса столицы зачастую мыслят и говорят так, как герои произведений А. Платонова, талантливо отразившего основные черты советского видения мира. Для совкового восприятия действительности характерен глобализм, гиперболизация – любая частность осмысляется только на фоне глобального, при этом частное и общее смешиваются: “Дванов знал, что, не будь этого человека в хате, он бы сразу убежал отсюда вновь к Соне либо искать поскорее социализм вдалеке. <...> [А. Платонов. Чевенгур]; “Вот он выдумал единственный общепролетарский дом вместо старого города <...>; через год весь местный пролетариат выйдет из мелкоимущественного города и займет для жизни монументальный новый дом. Через десять или двадцать лет другой инженер построит в середине мира башню, куда войдут на вечное, счастливое поселение трудящиеся всей земли...” [А. Платонов. Котлован]. Аналогичное смешение частного и глобального легко найти в дискурсе по Акмоле:
– Перенос столицы – это правильно выверенный шаг. Центр Евразии. Не ветра и комары главное. Вспомните Петербург. Я живу в общежитии, но участвую в эпохальном событии. Впервые испытал буран, специально прошел по улице без машины. Ощущения острые. [“Коммерсантъ-дейли”; 10.04.98]
“Советское” ощущается практически всеми вольными и невольными участниками акта переноса столицы, при этом именно Акмола воспринимается как “хранительница” основных особенностей советского менталитета:
Тем не менее несоответствие болезни и лекарства, когда недоступность чиновников пытаются исправить одномоментным “последним вагоном на Север”, приводит пока к прямо противоположным результатам, чиновники лишены привычной среды общения, которая была у них в Алматы, и все меньше способны соотносить свои решения с реальностью. Минимальная социальная активность и почти стопроцентно сохраненный Акмолой советский менталитет представляют почти идеальное условие для развития событий именно в этом направлении. [“Панорама”; 13.02.98]
Одно из важнейших достижений идеологии либерализма, реализованное в западных демократиях, демифологизация и рационализация публичной политики, формирование политической коммуникации как диалога между различными политическими субъектами. Чем больше мифологическая составляющая в принимаемых решениях, тем больше подозрений, что за мифами общественного сознания пытаются скрыть что-то мало приглядное, пытаются отвлечь внимание от растраты государственных средств, неспособности проводить рациональную экономическую политику, предложить реальный курс реформ.
Магический слой: магия вещи
Магия изначально основывалась на вере в возможность изменения мира, минуя непосредственное физическое действие. Магические ритуалы на протяжении всего существования человечества сопровождали акты практической деятельности человека. В некотором смысле разбивание бутылки шампанского при спуске корабля на воду – вид магического ритуала. Все дело в том, как относиться к этому, считая это хорошей традицией, поводом (извините за грубость) “выпить и закусить” или действительно актом воздействия на мир. В последнем случае возникает много неприятных вопросов к политическому субъекту, пытающемуся, например, выйти из финансового кризиса с помощью окрапления святой водой банкнот национального банка.
Придание столичного статуса Акмоле не обошлось без магических действий. Боюсь говорить это с уверенностью, но, по-видимому, предполагается, что магические акты должны способствовать превращению Акмолы в столицу. Одним из таких актов было перемещение государственных символов:
На следующий же день в полдень вышел и первый правительственный поезд. Произошло это после торжественной церемонии передачи государственных символов. Флаг, герб, тексты Конституции и государственного гимна глава государства передал командующему своей гвардии. После этого они будут в специальном вагоне перевезены в Акмолу и там приняты тем же главой государства. Ритуальная церемония, смысл которой пока не улавливается здесь никем, должна, видимо, продемонстрировать долгожданное начало процесса реального перемещения центра государства, хотя бы в виде символов, и первых должностных лиц министерств и аппарата президента. [“Независимая газета”; 10.11.97]
Кроме магии официальной, существует еще и неофициальная, которая, видимо, в каком-то отношении обладает большей силой. В прессе по секрету сообщается о прибытии в Акмолу священного казана:
Как стало известно из надежных источников, знаменитую казахскую святыню Тайказан везут в Акмолу из Туркестана. На празднование Наурыз-мейрамы. Естественно, под большим секретом. Но перемещение такой бесценной реликвии невозможно скрыть от пристального внимания. Тайказан – святая посуда, чудо-казан исполинских размеров. 22 марта он будет установлен на центральной площади Акмолы, и в нем торжественно приготовят наурыз-коже. [“ХХI ВЕК”; 13-20.03.98]
Магической по сути выглядит и идея избавления от комаров, находящаяся в одном ряду с инициативой председателя Мао об уничтожении воробьев, наносящих исключительный вред сельскому хозяйству:
Среди первоочередных задач городских властей – ликвидация комаров, которыми всегда “славилась” степная АКМОЛА. “Чтоб ко дню презентации в Акмоле не было ни одного комара” – приказал на днях Нурсултан Назарбаев. Повинуясь воле государства, санитарные службы новой столицы приступили к массированной антикомариной кампании. ...Правда, специалисты считают эту идею абсурдной, ибо, по их словам, необходимо истребить комаров не только в Акмоле, но и в окрестных селениях, чтобы они в самый разгар праздника не посетили столицу <...> [“Русский телеграф”; 9.04.1998]
Местные архитекторы занялись решением прозаических проблем – избавлением от комаров, например. Прорезали весь город каналами “с целью снижения уровня грунтовых вод и спасения города от обилия комаров”. Берега реки Ишим действительно закамышены и заболочены, и от комаров житья нет, но разве это требуется от генплана будущей столицы? [“Коммерсантъ-дейли”; 10.04.98]
Магическая часть политического действа по переносу столицы продолжится в области искусства: Зурабу Церетели заказаны исполинские символы, характеризующие евразийские инициативы Нурсултана Назарбаева.
Магический слой: магия слова
Если на клетке слона
увидишь надпись буйвол
– не верь глазам своим.
К. Прутков
Как утверждал классик, если корабль назвать “Корыто”, то он и будет плавать как корыто. Вера в то, что способ называния отражается на именуемом объекте по К. Леви-Строссу относится к одному из характерных особенностей магического мышления. В среднеазиатских республиках бывшего СССР это всегда хорошо чувствовали начальники самых разных рангов. В свое время, будучи в лингвистической экспедиции в Киргизии, я столкнулся с тем, что местные начальники обнаружили, что название книги Л. Брежнева “Возрождение” на дунганском языке в кириллическом алфавите смотрится несколько непристойно – “Хуй Фу” (дословно “Светлый путь”). Нет нужды указывать на соответствующие русские лексические корреляты. Было дано указание – и написание слова было изменено в одну секунду. В окончательном варианте название выглядело как “Хуэ Фу”. Действие вполне подстать стратегии создания новояза, описанной Оруэллом. Правда, “newspeak” в интерпретации Оруэлла требовал более тонкой, изощренной процедуры: осуществлялась не модификация слов, а изменение правил употребления языковых знаков. Понятия назывались словами, обозначавшими ранее концепты им противопоставленные – ср. лозунги “ВОЙНА ЭТО МИР”, “СВОБОДА ЭТО РАБСТВО”, “НЕЗНАНИЕ – СИЛА”.
Как известно, в переводе с казахского “Акмолы” значит “белая могила”. Этот факт широко обсуждается в прессе с несколько игривым оттенком. Так, в “Независимой газете” отмечается, что “в декабре Акмола вполне может встретить гостей таким бураном, что чиновники вряд ли захотят выйти из своих теплых купейных вагонов – иными словами, везти реформаторов в “белую могилу” (а именно так переводится название Акмолы с казахского языка) не совсем гуманно”.
Если относительно невинные ассоциации с русскими словами в названии книги Брежнева вызвали прилив административной деятельности, то что говорить про название столицы! Уже в ноябре прошлого года президент Нуруслатн Назарбаев предлагает в приказном порядке понимать слово “Акмола” как “Белая святыня”:
На митинге в Акмоле выступил Нурсултан Назарбаев. Акмола в переводе с казахского означает “Белая могила”. Но глава государства заявил, что такой перевод неверен, и отныне следует это слово переводить как “Белая святыня”. Видимо, так оно и будет. [“Сегодня”]
Однако все не так просто – вариантов изменения слишком много. В апрельском номере “Коммерсантъ-дейли” указывается и другая возможность – “Белое изобилие”:
В конце февраля объявили конкурс песен о новой столице, в середине марта – конкурс столичных гербов. Перевод названия города как “белая могила” признали неверным. “Ак мол” – белое изобилие, в конце XIX века на этом месте была ярмарка молочных товаров. Разумеется, крупнейшая в северном Казахстане. [“Коммерсантъ-дейли”; 10.04.98].
В любом случае перед нами пример, вполне сопоставимый с созданием политического “новояза”.
Видимо, осознав некоторое неудобство в переопределении значений слов казахского языка, президент Назарбаев принял решение переименовать Акмолу в Астану – последнее значит просто “столица”. Идея вполне понятна, но вряд ли удачна. Любому филологу известно, что название всегда содержит в себе “виртуальные” кавычки. Когда мы говорим газета Метро, еженедельник Коммерсант, журнал Огонек, мы имеем в виду вовсе не соответствующие реалии действительности – метро, коммерсанта или огонек. По известной шутке газета “Правда” к правде никакого отношения не имеет. Аналогично топонимы (названия местностей, городов и пр.) с ясной внутренней формой типа “Пржевальск”, “Алма-Ата” (“Отец яблок”) обладают тем же самым свойством внутреннего отрицания – город “Пржевальск” – это не известный путешественник, исследователь Центральной Азии Николай Михайлович Пржевальский, а город “Алма-Ата” вовсе не отец яблок. “Виртуальные” кавычки в названии превращают казалось бы совершенно радикальное решение Назарбаева в свою противоположность. “Астана” совсем ‘не столица’, а что-то, что просто называется столицей. По известной русской поговорке – Хоть горшком назови, только в печь не ставь.
Новое название Акмолы не только неудачно с чисто семиотической точки зрения, но и создает ряд специфических лингвистических проблем, приводящих к непониманию в общении:
Многих журналистов, пишущих на казахском языке, очень сильно удручает тот факт, что слово “столица” и название города придется часто употреблять вместе. “Мы передаем информацию из нашей столицы Столицы” – примерно так выгладить текст на казахском языке. На русском и на других международных языках (о чем подчеркивал Президент в своем обращении) Астана звучит вполне благопристойно. Но на казахском – “Получается масло масленное”, – заметила корреспондентка “Казак адебиети”. Вот как звучит вышеназванный Указ президента на казахском языке. “...Казакстан Реслубликасыньш астанасы – Астана каласы...”.
Мой вопрос по телефону своему коллеге из журнала “Ах желкен” в дословном переводе звучал примерно так: “Твое мнение относительно переименования столицы в Столицу?” Во-первых, он сразу не понял вопроса и начал говорить что это хорошо, что Акмола стала столицей. На повторный вопрос мой коллега из казахского издания ответил вопросом (хотя уже была вторая половина дня): “Неужели снова переименовали, и как теперь называется?”. [“Время по Гринвичу”; 08.05.98]
Теперь вместо слова астана (столица), журналисты казахских изданий, дабы не повторяться с названием города, используют слово “бас кала” (главный город). [“Егемен Казахстан”; 7.05.98].
Последнее переименование можно объяснить рационально только в том случае, если предположить, что для того, кто готов называть столицу “Столицей”, казахский язык не является вполне родным. Он может быть билингвом, то есть одинаково хорошо говорить и на казахском и на русском, но думает он все-таки по-русски (или на каком-то другом языке). Тогда название Астана воспринимается как не имеющее внутренней формы. Заметим, впрочем, что и по-русски здесь не все удачно. Жителей и жительниц Астаны придется называть “астанайцы”, “астаналинцы”, “астанки”, “астаналинка”, “астанайка”, “астановка”, “астаналинец”. В общем “бойтесь астанайцев, дары приносящих”.
Круговерть называний и переназываний не завершена: по указу президента Казахстана в Акмоле/Астане создаются два района – Алма-Ата и Сары-арка. Опасения казахской студентки о переименовании Алма-Аты имеют вполне реальные основания:
“Я боюсь проснуться утром и узнать, что мой любимый город Алматы переименован, например, в “Астана емес” (в переводе с казахского “не столица” – ред.), – заявила одна студентка. [“Время по Гринвичу”; 08.05.98]
Завершение логического круга переименований – Акмолы – в Астану, района Акмолы/Астаны в Алма-Ату, а Алма-Аты – в “Астана емес” напоминает классический эпизод из “Двенадцати стульев” И. Ильфа и Е. Петрова: Васюки – Нью-Москва, а Москва – Старые Васюки.
Первоначальный вариант переименования Акмолы в город Казахстан был более удачен. По крайней мере прецедент такого типа уже есть – столица Бразилии город Бразилиа.
Язык мстит за пренебрежение правилами естественной логики мышления. Акт представления новой столицы миру назван презентацией. Слово презентация совсем недавно стало употребляться в русскоязычном публичном дискурсе, но – как и его английский вариант – используется только по отношению к вновь создаваемым компаниям, открывающимся выставкам, вышедшим книгам, пластинкам, кинофильмам и т.п. Иными словами, то, что обычно является объектом презентации ранее не существовало и не может быть государственным образованием, городом и т.п. Нельзя сказать – презентация Казахстана, презентация Москвы, презентация Европы. Это языковой абсурд. Если кто-то говорит о презентации столицы, он одновременно утверждает, что столицы ранее не было и столица по своему статусу ничем не отличается от новой компании, книги, выставки.
В риторике и теории политической аргументации известно, что чем чаще оппонент выражает свою уверенность в правильности защищаемого тезиса, тем меньше он уверен в своей правоте: “Ты сказал – я тебе поверил, ты повторил – я стал сомневаться, ты стал настаивать – я понял, что ты лжешь”. Лингвистическая свистопляска с названием новой столицы демонстрирует неуверенность части политического истеблишмента Казахстана в разумности и обоснованности принятого решения.