Закон и СМИ

Заявление Генпрокурора и открытие уголовного дела против СМИ - Резкая реакция казахстанской и международной общественности - Выступление Назарбаева в защиту свободы и независимости СМИ - Подписание Назарбаевым Закона "О национальной безопасности", вводящем цензуру и допускающем внесудебное закрытие СМИ

30 апреля 1998 г. Генеральный прокурор Республики Казахстан возбуждает уголовное дело по фактам нарушения Закона “О печати и других средствах массовой информации”. В заявлении пресс-службы Генеральной прокуратуры отмечается, что установлено 273 случая нарушений этого Закона, выразившихся в “распространении сведений, не соответствующих действительности, а также высказываний, порочащих честь и достоинство граждан республики”, а также в публикации статей, “направленных на возбуждение споров и нагнетание страстей по поводу государственности и суверенитета страны, о якобы предстоящем разделении территории республики соседними дружественными странами и их скрытой агрессивности” [“Караван”, 8.05.98]. В заявлении пресс-службы Генеральной прокуратуры указывается и на появление в прессе материалов, оскорбляющих граждан республики, в том числе чиновников и даже целые государственные институты:

<…> публикуются статьи, оскорбляющие граждан республики, конкретных государственных органов и должностных лиц.

Установлены факты, посягающие на закрепленное Конституцией право граждан на неприкосновенность частной жизни, тайну телефонных переговоров и сообщений. [“Караван”, 8.05.98]

Это послужило основанием для Генерального прокурора возбудить уголовное дело.

Текст заявления вызвал множество вопросов как у журналистов, так и у юристов. Во-первых, впервые в мировой практике уголовное дело было открыто против всех средств массовой информации без исключения. Представители Генпрокуратуры поначалу отказывались называть конкретные издания, которые попали “под колпак” проверки, что породило вполне обоснованные подозрения в чисто карательном характере предпринятой акции устрашения. “Чрезвычайно смущает в решении Генерального прокурора в первую очередь анонимность подозреваемых”, - пишет Т. Калеева [“Казахстанская правда”, 15.05.98].

Во-вторых, заявление Генерального прокурора, будучи юридическим казусом, еще и изобилует противоречиями. С одной стороны, необходимо провести экспертизы, что якобы можно сделать только в рамках уголовного дела, а с другой – факт нарушений уже установлен – выявлено 273 случая нарушений только за 1997 г. Возникает законный вопрос: зачем еще экспертизы? Далее, если есть конкретные нарушения, то почему не были возбуждены уголовные дела по конкретным случаям? В прессе отмечается, что как чисто правовая акция заявление Генерального прокурора оказывается не вполне обоснованной. С другой стороны, и это – в-третьих – аргументация заявления оперирует не столько категориями законодательства, сколько моральными критериями и ценностями:

Любопытно, что генеральный прокурор, который, согласно своему статусу, должен быть юристом высшей квалификации, совершенно проигнорировал упреки многих видных правоведов страны в юридической некорректности возбуждения уголовного дела сразу против всех казахстанских масс-медиа и содержания в секрете имен конкретных нарушителей закона.

Более того, Юрий Хитрин в своем выступлении оценивал действия журналистов не по принципу “законно-незаконно”, а категориями “плохо-хорошо” или “морально-аморально”. [С. Козлов, “Независимая газета”, 17.06.98]

Таким образом, единственное логичное объяснение случившемуся можно дать, если исходить из того, что возбуждение уголовного дела против СМИ относится к числу чисто политических акций:

Если бы Генпрокуратура возбудила дело по фактам нарушения законов конкретными журналистами по конкретным публикациям, то процесс носил бы судебный характер. Но если Генпрокуратура возбуждает уголовное дело против всех СМИ без определенного адресата, то это является уже политической акцией. Политической акцией является и оценка Генпрокуратуры после заявления, что происходит злоупотребление свободой слова.

Здесь нужно сразу сказать, что само понятие “злоупотребление свободой слова” является политической, а не правовой категорией. Либо свобода есть, либо ее нет. И если свобода слова используется во вред обществу, то виновна в этом не свобода, а конкретные личности. Если нужно пресечь злоупотребления, то нужно пресекать именно злоупотребления, а не сокращать свободу. [А. Бисенбаев, “Казахстанская правда”, 25.07.98]

Еще один мотив заявления Генерального прокурора – попытаться пересмотреть действующий “Закон о печати”, приспособив его к весьма вероятным грядущим политическим и экономическим катаклизмам:

Объяснение появлению странного уголовного дела следует искать, таким образом, скорее, в возможных планах давления на масс-медиа и создания более жестких рамочных условий для нее в будущем. Идеальной причиной для пересмотра действующего Закона о печати было бы создание впечатления о его неработоспособности и невозможности в его рамках остановить поляризующуюся прессу. [Н.Дрозд, “Панорама”, 8.05.98]

После появления заявления журналисты обратились за разъяснениями в Генеральную прокуратуру и другие официальные инстанции, прежде всего в Министерство информации и общественного согласия. Позже по поводу своего заявления высказался и сам Генеральный прокурор Ю. Хитрин. Начавшаяся бурная дискуссия в прессе – и не только казахстанской – заставила официальных лиц внешне смягчить свою позицию. Начальник отдела Генпрокуратуры по связям со СМИ и общественными объединениями Е. Овчинников, с одной стороны, успокоил общественность, заявив, что следствие будет вестись абсолютно открыто, но одновременно отказался назвать конкретные издания и конкретных журналистов, к которым имеются претензии. Более того, он дал понять, что до поры до времени не будут обнародоваться и сами факты нарушений:

Мы вообще не будем оперировать, вообще ссылаться на такие факты, какие факты попадут в поле зрения проверки. Поскольку вы же сами завтра можете представить или расценить это как дискредитацию СМИ в глазах общественности... Это тоже недопустимо. Мы можем говорить об этих фактах, когда будет полностью доказана виновность лиц, все обстоятельства дела, когда это дело будет передано в суд. [Е. Овчинников, “Караван”, 8.05.98]

Существенно более мягкая позиция была озвучена министром информации и общественного согласия А. Сарсенбаевым.

- Не будут ли теп/ерь закрываться газеты, журналы, телекомпании по представлению Генпрокуратуры?

- Я не думаю, что последует такая развернутая акция. Прежде всего уверен, что Президент страны вряд ли позволит начать политические процессы против казахстанских средств массовой информации, которые благодаря именно его политическому выбору и политической воле в отличие от наших соседей по-настоящему свободны. <…>

Даже несмотря на то, что отдельные средства массовой информации допускают публикации материалов или выпуск в эфир передач, наносящих урон межнациональным отношениям, проповедующих насилие, жестокость, порнографию и т.д., возбуждать уголовное дело можно лишь в отношении тех СМИ, которые это нарушение законности допустили. И если Генеральная прокуратура возбудит уголовное дело по такому конкретному факту злоупотребления свободой слова, то этот шаг не вызовет столь эмоциональной реакции журналистов и послужит только на пользу демократии. [А. Сарсенбаев, “Казахстанская правда”, 14.05.98]

Упоминание министром пока еще предположительного мнения Президента РК сразу изменило ситуацию. Несколько позже Генеральный прокурор существенно снизил планку претензий к прессе. Ю. Хитрин в выступлении в парламенте и в интервью корреспонденту КазААГ уточнил, что фактически претензии прокуратуры относятся к сравнительно небольшому количеству статей – порядка десяти – опубликованных в центральных изданиях. При этом более всего взволновала прокурора статья П. Своика “Казахстан – Россия: быть ли им в новом союзе?”, вышедшая в “Караване”, а также публикация в том же издании частного телефонного разговора редактора и издателя газеты “Казахская правда” А. Аимбетова, в неприглядном виде выставлявшая официальные власти.

Генеральный прокурор республики, выступая в парламенте на правительственном часе, предложил депутатам провести “круглый стол” с приглашением представителей СМИ, чтобы более обширно обсудить вопрос возбуждения уголовного дела по фактам нарушения Закона о печати.

“Я как генеральный прокурор не преследую ущемить чьи-то права”, - заявил Юрий Хитрин и сообщил, что будет проверен ряд публикаций. Однако из них он назвал только статью П. Своика в “Караване” “Казахстан – Россия: быть ли им в новом союзе?”. “Я направил иск в суд на газету и автора. Я не буду ставить вопрос о закрытии - оштрафовать надо газету, чтоб впредь думала, что печатать...” [Г. Нургалиева, “Караван”, 29.05.98]

Окончательное смягчение позиции Генпрокуратуры обозначилось после того, как позиция Президента РК Н. Назарбаева была обнародована официально:

Примечательна в этой связи принципиальная позиция, занятая Министерством информации и общественного согласия, выразившим свою точку зрения по факту возбуждения Генпрокурором страны уголовного дела в отношении СМИ. Министерство совершенно справедливо расценило заявление Генеральной прокуратуры Казахстана как нарушение закона, к соблюдению которого она же и призывает СМИ. Министерство информации и общественного согласия заняло демократическую позицию, и это вселяет определенные надежды. Еще большие надежды вселил Президент Н. А. Назарбаев, который заявил о том, что не допустит посягательств на свободу слова. [А. Бисенбаев, “Казахстанская правда”, 25.07.98]

Однако, как показало дальнейшее развитие событий, уменьшение давления на прессу было только кажущимся. В момент, когда пресса уже требует извинений у Генпрокуратуры, появляется “Закон о национальной безопасности Республики Казахстан”, подписанный Президентом РК 26 июня 1998 г. В нем предусматривается возможность досудебного закрытия газет, журналов, телевизионных и радиоканалов. Комментарии прессы однозначно отрицательны:

Конституция РК непреложно, в высшем законодательном порядке закрепляет следующее положение:

“Статья 20. 1. Свобода слова и творчества гарантируется. Цензура запрещается”. Однако “де-факто” и “де-юре” данный основополагающий конституционный принцип тоже отменен. Прессу заткнули путем... “национальной системы защиты информации”. Статья 22 Закона “О национальной безопасности” фактически ликвидировала Закон “О печати и других средствах массовой информации”. И делается это буквально двумя “выстрелами”, как говорится: один в сердце; другой, контрольный, - в голову. В сердце журналиста “бьет” ст.22 часть 5 пункт 3: “Запрещается: ... разглашение служебной и иной информации, связанной с интересами государства”. Нет, чтобы после “служебной” запретить разглашение “секретной, сов. секретной и государственной важности информации”, так законники во главе с президентом вообще запрещают “разглашать” нам какую-либо информацию, ибо, сами понимаете, что теперь чиновник будет САМ трактовать, какая информация “связана с интересами государства”. Никто не сможет оспорить, что тем самым в нарушение Конституции и Закона “О печати...” в Казахстане снова введена ЦЕНЗУРА. [Э. Нуршин, “XXI век”, 17.07.98]

Еще в самом начале “дела о СМИ” в казахстанской прессе неоднократно высказывались предположения о том, что все происходящее представляет собой хорошо спланированную акцию:

Вполне может так оказаться, что все последующие ходы этого захватывающего дух сценария уже расписаны и веское президентское слово прозвучит в нужное время и в нужном месте. Возможно, это случится ко Дню журналистики, празднуемому 28 июня. Возможно, позже. [Н. Ишмухаметов, “Экспресс К”, 2.06.98]

Как известно, мнение президента РК в определенный момент было озвучено. Кроме того, в рамках существующей политической системы Казахстана Генеральный прокурор самостоятельно не может принять решение об открытии такого нетривиального уголовного дела. Это приводилось в качестве дополнительного аргумента в пользу спланированности кампании:

Казахстанская пресса и представители ряда общественных организаций расценили демарш как попытку припугнуть прессу и обеспечить ее большую управляемость и лояльность к властям. Некоторые эксперты даже заявили, что генеральный прокурор республики не является настолько самостоятельной политической фигурой, чтобы посметь инициировать подобное уголовное дело. [М. Устюгов, “Караван”, 10.07.98]

Весьма правдоподобно, что вся кампания была продумана и санкционирована на самом высоком уровне. Об это откровенно писалось в российской прессе:

Это уже вторая подобная кампания против прессы республики, начатая по прямой указке президента. В первый раз атаке подверглись корреспонденты российских средств массовой информации, аккредитованные в Казахстане, за освещение так называемого “дела атамана Гунькина” осенью 1995. Однако тогда до возбуждения уголовного дела власти не дошли. [С. Козлов, “Независимая газета”, 17.06.98]

Возникает вопрос о причинах проведения такой сложной пропагандистская акция. Некоторые резоны очевидны. Во-первых, Президент РК в очередной раз выступает в роли гаранта свободы слова. Во-вторых, появляется возможность подправить, а то и вовсе отменить “Закон о печати”. В-третьих, бурная реакция прессы позволяет проверить, кто есть кто среди журналистской братии; на кого можно рассчитывать, а кто – на самом деле не свой. И, наконец, в-четвертых, это прекрасный повод показать прессе, кто хозяин в доме, перед уже планирующимися внеочередными выборами.