Второго ноября в Алма-Ате решится судьба Руслана Кулекбаева - самого знакового на данный момент «террориста» Казахстана. Прокурор Жаркын Бакашбаев потребовал для подсудимого смертный приговор. Хотя в стране действует бессрочный мораторий на смертную казнь, обвинение в терроризме, даже не считая вменяемого Кулекбаеву убийства десяти человек, позволяет выносить такие решения.
Однако споры вызывает даже не требование прокуратуры, а причисление Кулекбаева к сонму террористов. По версии следствия, 26-летний Руслан попал под влияние исламских радикалов в колонии, где он отбывал свой срок по типично уголовным статьям: грабежу и позже - незаконному хранению огнестрельного оружия. Получив за грабеж условный срок, попался на хранении оружия, за что был осужден на 2 года и 11 месяцев колонии. Как объяснит на нынешнем судебном процессе Кулекбаев, якобы несправедливость последнего приговора и заставила его выйти на тропу войны с силовиками.
Но в своем последнем слове подсудимый поменял расклад: «Мои братья страдали от рук правоохранительных органов, их мучили, поэтому я пошел на эту месть. Я не раскаиваюсь, но я полностью понимаю душевную вашу боль. Но я спокойно принимаю любое наказание, будь это лишение свободы пожизненно, будь это смертная казнь».
Если отбросить нестыковки с возможным реальным количеством участников «кровавого июльского понедельника», то преступные деяния одиночки не сильно сопряжены с понятием терроризма.
Террористическим актом было названо и нападение в июне 2016 года в другом казахстанском городе - Актобе - группы молодых радикалов вначале на оружейный магазин, затем на воинскую часть.
В обоих случаях нападавшие не выдвигали никаких требований, жертвы среди гражданского населения можно, скорее, отнеси к непреднамеренным.
Незаконченные акты бесконечной пьесы
К актам террора, то есть устрашения в политических, религиозных или иных целях, в Казахстане принято причислять любой криминальный «неформат». Достаточно вспомнить, что после трагического инцидента на погранзаставе Арканкерген, до сих пор не получившего устраивающего всех объяснения, президент Казахстана Нурсултан Назарбаев заявил: «Я считаю это террористическим актом». Позже при помощи следствия «террористический акт» обернулся историей о неуставных взаимоотношениях, приведших к расстрелу 15 человек. Хотя в этом случае президент, возможно, знал нечто большее, чем позволили узнать публике.
Сейчас одновременно с процессами по Кулекбаеву и актобинским радикалам идут суды и над другими «террористами» – карагандинскими, балхашскими, шымкентскими. Первые две группировки – «религиозные», последняя - «политическая», отрабатывающая, если верить следствию, заказ бизнесмена Тохтара Тулешова, готовившего странный переворот. Скоро перед судом предстанут «воздушные пираты» из Талдыкургана (Алма-Атинская область), которые имели намерение повторить 9/11 в казахстанском исполнении, для чего планировали угнать небольшой самолет из аэропорта провинциального города. И это всё - только за последние несколько месяцев.
Количество подсудимых, к счастью, никак не связано с числом инцидентов, иначе Казахстан уже можно было ставить в один список с Пакистаном и Сомали.
К сожалению, нельзя сказать, что страшных событий в Казахстане не происходит. Происходит, и некоторые атаки ввергают общество в шок. Но все это время за исключением странной «Аксайской резни» в 2012 году, от рук доморощенных «воинов джихада» гибли исключительно сотрудники правоохранительных органов и спецслужб, хотя иногда страдали и случайные прохожие.
Независимый журналист Сергей Дуванов неоднократно пытался заострить внимание на том, что, по большому счету, казахстанские «террористы» в качестве классических террористов могут существовать лишь в фантазиях спецслужб.
«Ох уж эта наша традиция — стараться показать всем, что мы ничем не хуже европейцев. Мол, и у нас тоже есть свои террористы. Простите меня за цинизм, но этот прикол от астанинского градоначальника ничем иным я объяснить не могу», - писал Дуванов в ноябре 2015 года по поводу заявления акима (главы администрации) Астаны о раскрытии очередной группы, планировавшей в столице масштабные взрывы.
Дуванов высказывал сомнения и относительно подтвержденного нападения на силовиков в Актобе в июне этого года: «У террориста, в отличие от бандита, всегда есть задача, отличающаяся от банального грабежа. Теперь уже ясно, что у этой акции не было никакой конкретной цели».
«Те случаи насилия, которые мы имели в Актобе, Алматы, Шымкенте, и которые мы опрометчиво называем терроризмом, строго говоря, терроризмом не являются. Это является проявлением экстремизма», - продолжил журналист уже в качестве спикера в ходе круглого стола «Законодательные и институциональные меры предупреждения и пресечения экстремизма и терроризма на современном этапе», состоявшегося в Астане 22 сентября с участием депутатов парламента.
Другой точки зрения придерживается известный казахстанский политолог Досым Сатпаев. В многочисленных публикациях и интервью он предупреждает, что реальный терроризм в Казахстане не за горами. Потому что: первое – власти в борьбе с цивилизованными политическими оппонентами упустили настоящую «пятую колонну», второе – «долгое время они [власти] отрицали вообще саму возможность террористических актов в стране, которую пиарили всему миру как «островок стабильности». Затем, после первых терактов, убеждали всех, что там было больше криминала, чем какой-то пускай и развращенной, но идеологии», - считает Сатпаев.
Казахстанский правозащитник, директор Казахстанского международного бюро по правам человека Евгений Жовтис полностью на стороне Сергея Дуванова. Он говорит, что «в международной правовой терминологии точно определённых понятий «экстремизм», «терроризм», «сепаратизм» нет. Если этого понимания нет, то дальше всё на усмотрение силовых структур».
«Я не рассматриваю просто нападение на госструктуры как акт терроризма. Потому что нет, с моей точки зрения, одного из главных квалифицирующих признаков теракта - требований, цели. Какова цель? Вообще цель акта терроризма – это принудить власть что-либо сделать либо что-то не делать. Либо посеять какую-нибудь панику и так далее. В данном случае, может, элемент паники и присутствовал. Но сам по себе этот компонент достаточно сомнительный. Другой вопрос заключается в том, что нужно искать в уголовном кодексе статью, которая больше всего бы характеризовала действия Кулекбаева и других, и тут выбрали теракт, поэтому нет точного определения терроризму, которое было бы удовлетворительным с точки зрения правовой характеристики.
Это была самая удобная, наиболее отражающая в сложившихся внутриполитических обстоятельствах статья. И теперь в будущем любое нападение на сотрудников правоохранительных органов или других госслужащих будет рассматриваться как политический акт. Даже если при этом не было сделано никаких заявлений и не было никакой явно выраженной террористической цели», – поясняет свою позицию Евгений Жовтис.
Одним – заборы, другим - законы
Определенные страх и паника и в Актобе, и в Алма-Ате имели место, но не из-за прямых действий нападавших, а в силу недостатка информации и непонимания самих властей, что происходит. Все это отразилось не только на многочисленных слухах и противоречивой информации, постоянно обновляемой местными СМИ, но даже в пресс-сообщениях силовых структур. Впрочем, та же неразбериха творилась в силовых структурах и во время нападений.
Если судить по тому, что теперь вокруг отделений полиции стали возводить новые заборы, напоминающие крепостные стены, то наиболее напуганными оказались одни из конечных «бенефициаров» нападений – полицейские.
В любом случае как многочисленные разоблачения на стадии подготовки, так и реальные атаки на полицию и военных способствуют усилению властного контроля над обществом.
В стране уже установлен с начала июня этого года и аж до 15 января 2017-го «желтый уровень» террористической угрозы, позволяющий без лишнего шума блокировать интернет и мобильную связь, а также мотивировать отказы на проведение любых протестных акций. Теперь под соусом противодействия экстремизму и терроризму вносятся новые поправки в законодательство.
Порция таких новшеств была представлена в парламент в сентябре этого года, и ряд положений правозащитники и эксперты ОБСЕ раскритиковали.
Эти новеллы, помимо постоянно усиливающихся санкций в отношении совершивших экстремистские и террористические деяния, предусматривают некоторые дополнительные «головные боли» и для обычных граждан – например, в виде ограничения доступа к некоторым государственным услугам людям, сдающим жилье в аренду и при этом нарушившим порядок регистрации физических лиц, или в виде новых возможностей для выдворения нежелательных иностранцев, запрета на нелицензионный ввоз мобильных устройств, позволяющих шифровать данные, и тому подобное.
Выполнение большинства рекомендаций ОБСЕ для государства, привыкшего контролировать все аспекты жизни своих граждан, смерти подобно. Вот, к примеру, ОБСЕ вступилось за права незарегистрированных религиозных объединений, с которыми власти усердно борются, и настаивает на исключении термина «лидер общественной организации», для которого предусмотрена усиленная ответственность за противоправную деятельность, а также требует, чтобы государство не накладывало запрет на ввоз и использование мобильных устройств.
Некоторые из рекомендаций, выскажи их местные правозащитники, могли бы стать основанием для привлечения к ответственности. «Само наличие или высказывание взглядов, считающихся радикальными или экстремистскими, не должно рассматриваться в качестве преступления», - полагают в ОБСЕ, в то время как казахстанские законы посчитали бы подобное предложение оправданием экстремизма. «Свобода выражения мнений распространяется на все формы выражения идей, информации или мнений, включая те, которые являются «оскорбительными, шокирующими или возмутительными» для государства или какой-либо группы населения» - чего стоит одна эта крамольная фраза.
Наконец, по мнению ОБСЕ, «термины «пропаганда/публичные призывы» носят довольно широкий характер, поэтому их трудно отличить от других форм выражения мнений, защищаемых статьей 19 МПГПП (Международного пакта о гражданских и политических правах). Помимо этого, некоторые разновидности уголовных преступлений («пропаганда или публичные призывы к захвату или удержанию власти») не обязательно подразумевают подстрекательство к насилию».
Однако именно «пропаганда/публичные призывы», трактуемые так, как это удобно правоохранительным органам, могут стать еще одной палочкой-выручалочкой силовиков, которые до сих пор безудержно пользовались статьей широкого поражения - «возбуждение национальной, социальной, религиозной, сословной и иных розней».
...Четыре дня назад генеральный прокурор Жакип Асанов встретился с общественностью Актюбинской области и представил «портрет радикала».
«На сегодня мы сформировали типичный социальный психологический портрет радикала. Знаем точно: за этим образом кроется либо обычный бандит, либо маргинал», - цитирует генпрокурора Kazinform. Иначе говоря, мнение генеральной прокуратуры оказалось ближе к тем, кто считает, что настоящий политический и религиозный терроризм в Казахстане не сформировался, даже несмотря на многочисленные судебные процессы и столкновения между боевиками и полицией.
Разве что все согласны, что Казахстан уже далеко не тот «островок стабильности», каким страну еще пытаются позиционировать за ее пределами.
Международное информационное агентство «Фергана», 01.11.2016
